Черемховский мулла

История нашей семьи была связана с трагическими событиями 30-х годов. Тогда прошла волна политических репрессий, которая унесла жизни сотен тысяч безвинных людей и достигла своего апогея в 1937 году. Всего в Башкирии за годы сталинского режима было арестовано 50 тысяч человек. Из них 670 священнослужителей.

Хочу рассказать о своем отце, человеке сильном, мужественном, глубоко верующем, с большим и добрым сердцем.

Родился он в 1888 году в деревне Буранбаево Баймакского района Башкирии. Начальное образование получил у своего отца Суфьяна, который был муллой. Затем окончил медресе. Работал учителем. В Баймакском районе до сих пор стоит школа, которую он открывал. На фронтах Первой мировой войны воевал в пон­тонных частях царской армии, служил на Буге, в Бресте, Киеве, Варшаве.  Вернувшись до­мой, окунулся в гущу борьбы за получение автономии в республике, став сподвижником Ахмет-Заки Валиди. Впоследствии был избран секретарем Бурзян-Тунгауского кантона в селе Темясово. Об этом я узнала из материалов су­дебного дела отца, которое под грифом «Строго секретно, хранить вечно», находится в архивах Иркутского КГБ, а ныне ФСБ.

Когда в 1931 году началась вторая волна рас­кулачивания, в список около 300 семей, сослан­ных из Баймакского района, вошла и наша. Маму, бабушку, маминого брата и нас, шесте­рых детей, сослали в Иркутскую область, шахтерский городок Черемхово.

О трагедии тех лет, о тяжелой дороге в Си­бирь в товарняках, без воды в августовскую жару , можно написать роман.

Много было в вагонах стариков, больных, люди по дороге умирали. Скончался безвременно брат мамы. В ссылке умерли пять моих братьев и сестер, а в 35-м году ушла из жизни и мама.  А когда пришел 1937-й год, моего отца как бывшего муллу и члена правительства Заки Валиди арестовали, обвинив по статье 58 в контрреволюционной деятельности против правительства, и отправили в ГУЛАГ в Свердловскую область на 10 лет.

Благодаря своему мужеству, силе и мудрости отец сумел выжить в тех нечеловеческих условиях, в которых пребывали ссыльные. Он был хорошим охотником  и однажды, поймав в лесу лисицу, сшил из нее шапку. Начальник, приметив умельца, поручил ему шить головные уборы себе и знакомым, освободив от изнурительного труда на лесоповале. Спустя некоторое время мой отец подал прошение, которое помог ему написать один очень грамотный русский человек.

Судимость в результате с него не сняли, но сократили время отбывания наказания до 5 лет.

Мне довелось видеть списки священнослужителей, обвиненных по статье 58 – «враг народа». Из моих земляков-баймакцев в него попали 18 человек, 8 из них расстреляны . Это  не считая тех, кто, как мой отец ,были раскулачены и высланы вместе с семьями в Сибирь.

Хотелось бы коснуться судеб тех людей, кого постигла участь репрессированных, тех, кого прогнали с насиженных мест и вывезли  в самые отдаленные уголки России.

Загидулла мулла Муртазин был известный в свое время священник из деревни Чингизово Баймакского района. Близкий родственник и ровесник моего отца. Учился в Троицком  медресе, в Екатеринбурге, Оренбурге. Интересна его родословная. У его отца Набиуллы было две жены, каждая из которых родила ему по 15 детей. Загидулла, таким образом, был одним из его многочисленного потомства. Он был расстрелян в 37-м. Его арестовали вместе с моим отцом, и мы долго ничего не знали о его судьбе. Только недавно я получила по электронной почте сведения о том, что в списках расстрелянных значился Загидулла Муртазин.

Примечательно, что когда мой отец был начальником Бурзян-Тунгаурского кантона, он поручил Загидулле Муртазину и его другу Валиулле Шункарову, который тоже был муллой, охранять известного башкирского поэта Шайхзаду Бабича, бывшего на службе у Заки Валиди в Темясово. В одном из стихотворений Бабича упоминается о том, что он ходит в окружении двух мулл («…ике мулла арасында…»). К слову сказать, судьба Валиуллы-муллы закончилась тоже трагически. Опасаясь ареста, он бежал в Магнитогорск, но там его взяли и посадили в тюрьму, где он  и погиб.

Не менее печальна история Ибрагима муллы Гайнуллина из татарской деревни Юлук, родины М. Файзи – автора пьесы «Галиябану». Он был сослан в Черемхово вместе с тремя детьми и престарелыми родителями, которым было уже за 80. Комендатурой было отдано предписание отправить стариков обратно, но им так и не было суждено вернуться на родину: через два месяца после прибытия на место ссылки они умерли и так и остались лежать в чужой черемховской земле. Кстати, о существовании этого документа  узнала совсем недавно их внучка Хуршида, обнаружив его в архиве. Это  судьба только одних стариков, а ведь в Черемхово были сосланы семьи из 14 районов Башкирии.

В годы войны Ибрагим мулла ослеп и остался совсем один. Его дети, дочь и два сына, ушли на фронт, и все заботы об одиноком старике как члену тимуровского движения мне пришлось взять  на себя. После школы я бегала получать хлеб по его карточкам, которые лежали вместе с моими у меня в кармане, приносила ему воду с колонки, выстаивая в очередях. Воду он расходовал очень экономно, и одного ведра хватало ему на 2 -3 дня. Читала ему письма с фронта, которые приходили Ибрагим — бабаю от детей.

Несмотря на тяжелые условия жизни мусульманская община продолжала  действовать. Все богослужения, обряды, свадебные, имянаречения, проводились  дома. Во время гаитов собирались у кого-нибудь вместе, совершали намаз, читали суры из Корана.

Мой отец был хороший охотник и частенько подстреливал в лесу зайца, из которого мы варили шурпу и звали к себе на обед и Ибрагима муллу , и Загидуллу муллу и других наших земляков. Они подолгу сидели у нас, делились новостями, со слезами на глазах вспоминали родину, молились, пели башкирские народные песни «Зульхиза», «Буранбай», «Сибай-кантон» и другие.

О том, какую важную роль тогда в жизни людей  играли священнослужители, я поняла после случая, который произошел со мной  уже в наши дни. Как-то я возвращалась поездом из командировки в Уфу, и на  станции Абдуллино к нам  подсела уже немолодая женщина. Разговорившись с ней, я узнала, что она родом из Башкирии, но живет в Иркутской области в поселке Черемхово. Радости моей не было конца. Я стала расспрашивать ее о своих земляках, и неожиданно выяснилось, что апа  хорошо знала моего отца. «Мухлис  агай ,– сказала женщина, — это наш бесценный мулла. Если бы не он, мы погибли бы все еще по дороге в Сибирь, Он хлопотал за всех нас: кому нужен кипяток, кому медицинская помощь. По приезде на место руководил сооружением бараков, стараясь завершить строительство до наступления сибирских морозов. Потом начался голод, тиф. Мухлис мулла помогал людям, чем мог. Люди очень ему благодарны за это и будут  помнить его всю  жизнь».

Мы обнялись с ней и заплакали. Да, мой отец и другие черемховские муллы были не только глубоко верующими людьми, но и добрыми, умными, образованными, бескорыстными, готовыми в любую минуту прийти на помощь.. Они честно прожили свою трудную, подчас недолгую жизнь.

Я много лет собираю материалы о сталинских репрессиях и являюсь председателем Ассоциации жертв политических репрессий РБ. Вся моя работа посвящается памяти моего отца и других безвинных жертв сталинской машины. Верю, что ужасы 37-го никогда не повторятся, и дети не будут плакать, оставшись сиротами.

Записала Фатима Галимьянова